1.

За что? За что её Великой

Зовёт поныне русский люд?

Дела Минервы Многоликой

На это право ей дают.

На диво всем она умела

Возвысить русский наш народ,

И государственное дело

При ней имело полный ход.

Её потомки удивлялись,

Как малочисленным войскам

При ней гиганты покорялись,

Бросая всё к её ногам.

Россия чудные просторы

Приобрела: моря и горы.

Дворянство вольность получило,

Уверенность, что знанье — сила,

Что рабство не достойно есть

Там, где царят закон и честь.

2.

Екатерина не любила

О детстве часто вспоминать,

Как не до роскоши им было,

Как по гостям металась мать.

Не так проста уж мать была

Агентом Фридриха[1] слыла!

В семь лет отобраны игрушки.

Пора нанять учителей.

И нет ровесницы — подружки,

Фике[2] средь маминых друзей.

В дальнейшем пригодится это:

Выслушивать людей советы,

Следить, оценивать, молчать,

На всё с улыбкой отвечать.

Отец вояка был отменный,

Полковник, Пруссии солдат,

Семью любил самозабвенно.

И все отдать он был бы рад

За счастье их и за надежду,

Да Фридрих в жалованье скуп —

Приличной дочери одежду

С трудом в Россию соберут.

Императрица Лизавета[3]

Их пригласила письмецом,

И ясно каждому при этом,

Что дело кончится венцом.

Вот по российским по просторам

Усталый взгляд Фике скользит…

Ангальт проехали так скоро,

За час, а здесь звезда горит

На горизонте заснеженном...

И так уже десятый день.

В её уме завороженном

Забытая всплывает тень.

Карл[4] — брат троюродный, встречалась

С ним как-то в детстве в Рождество.

Не вспомнила, как ни старалась,

Ни глаз, ни голоса его.

Елизавета присылает

Возок с жаровней, шубы две

Собольи (!), пишет, что желает

Скорее видеть их в Москве.

Принцессу юную встречает

Могучий звон колоколов,

И в этот миг она решает,

Что план созрел, что план готов:

«Назад? Нет, не за что на свете!

В рассадник этот для невест …

Понравиться Елизавете,

И стать царицей этих мест,

И полюбиться бы Петру,

А главное — всему народу,

Прийтись в России ко двору».

Дано ей это от природы:

Пусть белокурой Лорелеей

Софи-Августа не была.

Она понравиться умеет,

Очаровательна, мила.

Какой-то прелестью неясной

Сердца умела привлекать.

Улыбкой лёгкой и прекрасной

К себе могла располагать.

Чтобы княгиней русской стать,

Язык старательно зубрила.

Чтоб Православие принять,

Молитвы новые учила.

Старалась многим угождать —

«Любой полезным может стать…»

Пётр русских просто презирал,

Стать шведским королём мечтал,

Но раз об этом не спросили,

И так взойдёт на трон России.

Зачем старания нужны?

Он тут. Быть счастливы должны.

Не истребим его изъян:

Частенько он бывает пьян.

3.

Что может человек другому,

Хотя бы самому родному,

Дать кроме капельки тепла?

И эту истину простую,

Живя со странным мужем всуе,

Екатерина поняла.

А так же то, что безразлична

Она супругу своему.

Он сам рассказывал ей лично,

Кто мил ему и почему.

Секреты он хранил хитро,

Как пушка, порох и ядро.

Семейной жизни огорченье

Она с достоинством несёт.

Все ждут наследника рожденье.

Родился на девятый год.

Так бури пронеслись над ней,

Не слишком омрачая дней.

Казалось, жизненная сила

Водоворотом в ней бурлила.

Её как-будто распирало

И остроумие и смех,

И жизнелюбье поражало

И очаровывало всех.

Она занять себя умела.

Почти без дела не сидела:

Она стрелок, она садовник.

А Салтыков — её любовник.

Читать старалась не романы,

И даже стали замечать,

Что на княгиню слишком рано

Легла философа печать.

4.

Когда Елизавет скончалась,

Вопрос о троне встал ребром,

Но гвардия не сомневалась,

Как быть, что делать ей с Петром:

«Он все завоеванья русских

Войскам вернул немедля прусским.

Немыслимо его простить!»

Петра решают устранить.

Екатерина уж не год

Готовила переворот,

Не без участия Орловых.

Григорий был главой ядра.

В столице было всё готово

Убрать проклятого Петра.

А бедный Пётр над собою

Усилья совершить не мог.

Он жизни собственной ценою

Кумиру — Фридриху помог,

И все завоеванья русских

Войскам вернул немедля прусским...

В июне шестьдесят второго

Полки гвардейские и роты

Присягу верности в столице

Екатерине принесли.

И вот она императрица.

Семнадцать лет на то ушли.

А что же Пётр? Совсем не ропщет?

Когда его ссылают в Ропшу,

" Приятный, милый уголок",

Ведь захотел бы, скрыться мог. 

И хоть до дыр всё зачитаем,

Но никогда мы не узнаем,

Как он дыханье испустил:

Убили или Бог судил.

Сенат просил Екатерину:

«Не быть на похоронах мужа».

Обряд сей был невыносимым

Для ней. И был совсем не нужен

Такой болезненный удар

В безумных летних дней угар.

Пётр III в простеньком гробу,

Ни орденов, ни шпаги…

А где почётный караул?

И что скрывают краги?

Голштинский был на нём мундир.

Из стражи только командир

И несколько простых солдат.

А что же люди говорят?

И почему лицо черно?

И вообще, его ль оно?

Тот час распространился слух,

Что спасся Император,

И будто бы лежит в гробу

Труп царского арапа.

И тот, кто спасся, будет к ней

Являться из страны теней.

Таким мужьям, как Пугачёв[5],

Россия потеряет счёт.

5.

Свершилось. Вот она на троне

И в императорской короне.

Сын, восьмилетний Павел, рядом.

Прекрасна просвещенна мать

Передовой Европы взгляды

России станет прививать.

А есть в стране такой закон,

Что вместе с совершеннолетьем

Ему взойти на русский трон?

Уже подумала над этим.

Она поцарствует недолго —

До восемнадцати сынка.

Раба рабов, слуга народа,

Законов мать, тиха, кротка.

На трон её «возвёл народ»,

А вовсе не переворот.

Творцы сего переворота

Отменно вознаграждены,

Но неустанная забота

Опять её тревожит сны.

Ни по закону, ни по крови

Прав не имела на престол.

И если б не Орлов Григорий,

Куда бы рок её привёл?

Ему обязана короной,

Екатерина смущена,

Ей даже кажется, что троном

Делиться с ним она должна.

При всём при том он был один

Красивый самый из мужчин.

Высокий, стройный сей атлет.

Ему и в силе равных нет!

Ведь он дружил с Руссо Жан Жаком,

И, на лету хватая мысль,

Умел Григорий в деле всяком

Суть уловить и скрытый смысл.

«Орлов — джентльмен чистосердечный.»[6]

И образован, и умён,

Порой доверчивый, беспечный…

И вскоре получил диплом,

Что Римской он Империи князь.

А как же над Россией власть?

Исполненный высоких чувств,

На брачный намекал союз.

Екатерина у Сената

Решает выспросить ответ,

Как поступить в вопросе брака?

И Панин отвечает: «Нет!

Императрица, что угодно

Вольна и делать и решать,

Однако, госпожа Орлова

Страной не будет управлять!»

Озвучил мысль её Сенат:

«Орлов, не хватит ли наград?!»

Орлов ей дарит на прощанье

Бесценнейший алмаз «Орлов».

Мерцает тайна в каждой грани—

Легенды минувших веков…

Его происхожденье свято.

Один из величайших в мире:

Сто девяносто три карата!

А может быть и все четыре…

То ль глаз златого льва Моголов?

А может Бармы из Мадраса?

Так ставит точку дар Орлова

В их отношениях прекрасных.

6.

День начинала очень рано,

И в шесть утра обычно встав,

Она писала неустанно.

«Таков Екатерины нрав».

Какие важные моменты:

Нужны законы, документы,

Инструкций тысячи, речей

И даже сказки для детей.

Ей справедливые законы,

А не жестокости Петра

Нужны для укрепленья трона.

Идёт серьёзная игра.

И составляя свой «Наказ»,

«Я обобрала Монтескьё», —

Она писала напоказ,

Мол, не пеняйте на неё!

Всё под её контролем строгим:

Финансы, армия, дороги.

Борьба с коррупцией идёт,

Комиссиям потерян счёт.

Людей косила оспа тыщи,

Защиты Катерина ищет.

И вакцинацию в России,

Она задумала впервые.

Великий Фридрих, даже тот,

Не верит в сказочный исход:

«Она страну повергнет в горе,

И ей невинных трупов море,

Никто тогда уж не простит»...

Императрица же велит

Из Англии врача Димсдейла

Немедля выписать для дела.

Ведь в Институте Гигиены

Барон Черкасов несравненный

И образованнейший, мудро,

Как и она, поверил в чудо.

Другие в ужасе, хотя,

Прививок делать не хотят.

Чтобы увлечь своим примером,

Екатерина станет первой,

Рискуя даже стать уродом.

Но ради своего народа!

Иные скажут: ради славы!

И те и эти будут правы.

И вот Димсдейл взмахнул ланцетом,

И лёгонький надрез при этом

Возник на августейшей ручке.

Никто не верит в эти штучки.

Всем кажется, императрица

Покончить жизнь свою стремится.

Лишь Героический Орлов

Подставить локоть совой готов.

Немедленно велел привить,

Чтобы с любимой разделить

Удел до самого конца!

Народ толпился у крыльца

В волненье целых девять дней

О государыне своей...

Окончилось всё очень просто:

Нет никаких симптомов оспы!

От регулярных эпидемий

Отныне найдено спасенье.

7.

Великий Пётр, просвещённый,

Инкогнито пробравшись в мир

Европейский, восхищённо

Решил, что свой нашёл кумир.

"Всё дурно то, что не Европа".

Так было принято считать.

Порыв Петра, как гнев Циклопа,

Россию начал сокрушать.

Да, Император потрудился:

И флот могучий появился,

И Карл Великий покорился,-

Заслуг его не сосчитать,-

И даже удалось создать

Столицу новую России.

Всё Императору по силе.

На диво Матушке-Москве,

Где в Балтику проход открылся,

Там град столичный зародился,

«Петра творенье», на Неве.

Вот Европейская держава,

Империя. России слава...

«А вышла так, карикатурка,

Написана рукою турка»[7]

Стать европейскою Россия

По мнению Петра должна.

Однако же Екатерина

Сомнений всё-таки полна.

Не знал, конечно, Пётр Первый

(Ей с детства довелось узнать!)

Европы алчной образ верный.

Не стоит всё перенимать…

8.

Воссев на русском на престоле,

Почти не ведая страны,

Она желала бы поболе

Узнать, какие здесь нужны,

В России, новые законы?

Но «Уложенную» собрав,

Она наткнулась на препоны,

Непонимание и страх.

Суть крепостничества позорна,

Бесчеловечна и дика,

И этот факт туманом чёрным

Покрыл Россию на века.

На «Уложенной» стало ясно

Екатерине, что напрасно

Стремилась рабство осуждать:

«Камнями могут закидать».

Инстинктом самосохранения

Ей не дано пренебрегать,

Так из законоуложенья

Вопрос о рабстве нужно снять.

Её признать скорей Великой

Стремиться стало большинство,

И кроме лести самой дикой

Не получилось ничего.

9.

Когда на нет сошла работа,

Не поняли её «Наказ»,

Екатерининой заботой

Иное стало в тот же час.

Всё общество темно и грубо,

И нужен Новый человек,

Воспитанный не «таской» — лаской!

В великий Просвещенья век.

Какие применить реформы,

Чтобы натуру изменить?

Чтобы невежество покорно

И долго приказало жить?

Вопрос необычайно сложен.

Необычайно тонок он.

Чутьём решила, что возможен

И нужен женский батальон.

Девичий нужен институт,

И ей Бецкой поможет тут.

Пусть в институте Смольном станут

Воспитывать иных невест.

Не пустозвонок, грубиянок,

Что могут сдуру бить служанок,

И если пожелает перст,

Спокойно ими торговать

И за людей их не считать.

Им чтенье воспитает чувства.

И приобщенные к искусству,

Их души сопереживаньем

Наполняться и состраданьем

И устремятся к идеалам.

Таких невест в России мало…

А если идеальна мать,

Взрастёт и новый человек,

Тогда и станет процветать

В России Просвещенья век.

В России только два сословья.

И не придумавши условья,

Как крепостных освободить,

Приют решают учредить…

Об «Учреждении приюта»

Указ её мечту как будто,

Мечту способен воплотить:

Любой свободным может быть.

(Так получалось, что свободным

Возможно стать, коль ты безродный.)

"Пускай возникнет поколенье

Опрятных, грамотных, без лени,

А главное они рабами

Не будут между господами."

По высочайшему решенью:

«По окончаньи обученья

Всех вольными провозглашать,

Не сметь их в рабство обращать».

Простые матери в народе,

Те, что мечтали о свободе,

Бывало сердце разорвут,

Подбросив дитятко в приют.

Так соблюдается условье

Созданья третьего сословья.

10.

"Чтобы навесть в стране порядок",

Ей переделать много дел

Самой придётся. Ох, не сладок

Порой властителя удел…

Раз у сенаторов спросили:

«А сколько городов в России?!»

Сенат ответить не готов,

В России сколько городов.

«По карте мы сейчас узнаем,

Давайте карту, посчитаем.»

России карты нет! в Сенате.

«Вот 5 рублей, возьмите, нате!»

Она изволила просить

Немедля атлас прикупить.

Россию не губернии делят,

Все расстояния измерят…

Есть схема очень интересна,

В ней цифры с нами говорят.

Здесь расстоянья до уездов

Во всех губерниях подряд.

В кружочках, украшенья будто,

Путь от Москвы, и Петербурга.

А губернатора кафтан

Подчёркивает важный сан.

"Всё заработает отменно,

Когда согласье есть в частях,

И правосудье непременно

Должно вершиться на местах.

Чтоб губернатор знал воочию

Дела губернии своей,

Он раз в три года должен точно

Проехать все уезды в ней.

А если нерадив, порочен

И взяточник кто из чинов,

То дело их представить срочно

В Сенат на суд. Указ таков:

«Чтобы ни знатность и ни сила

 Богатых  

                Правды не мрачила!»

Екатерина так спешит,

Что неустанно тормошит

Чиновников и казнокрадов.

Они, конечно же, не рады

Ни «лампе», ни её «метле»

На волокитчиков челе

Невольно дума выступает:

Не слишком много ль позволяет

Немецкая принцесса эта?

Как бы небесная комета

Сжигает их привычну быль!

Метёт веков российских пыль!

Они же любят этот хаос…

Ей нужен: “ Ordnung in der Haus”

Ах, если бы её спросили,

Узнали бы, что у России

Милы ей даже недостатки,

(Хотя они порою гадки!)

И скиф её очаровал,

Приворожил, околдовал,

Её практичный ум немецкий

Сражён мечтательностью детской,

Непредсказуемым порывом

Души и щедрой и ленивой,

Гуманной, честной, суеверной,

До гроба преданно и верной.

И разве европейцы все

Сравнятся с ним по красоте?

По стати, стройности и росту?

И по призрению к притворству?

Как Фридрих удивлён Великий

Делам её в России дикой:

«За что любить славян ленивых,

Не давших миру ничего?

С душою рабской, лживых, льстивых?

Любить за что? Любить кого?"

Екатерина отвечала:

«Таких в Европе не встречала.

И русский есть один на свете

Такой особенный народ,

Который всё перенесёт".

И за него она в ответе:

«Мундиры узки малых тел,

Не хороши для русских дел.»

И вопреки любовь бывает,

Никто  ведь это не скрывает.

Сей странный факт предмет искусства

От Гёте до Марселя Пруста.

11.

Знакомым с энциклопедистом

Престижно было в те поры.

Внимать речам и новым мыслям,

Опасней не было игры.

И государи в разных странах

Общались с ними, как ни странно...

И почиталося за честь

С Вольтером переписку весть.

«Вольтер сумел развить мой ум».

Он был тогда властитель дум.

Её в слезах Вольтер читает

И лестью тонкою сражён,

Портрет на стену помещает.

«Ты — Император!» — молвит он.

Так диалог эпистолярный

То с ним, а то с Дени Дидро

Екатерина регулярно

Вела, водя своё перо.

Не из пустого словопренья

Екатерина письма шлёт,

Она общественное мненье

Вот так в Европе создаёт.

Была духовная потребность

Совет достойный получить,

И в ногу с ней шагала щедрость.

Ну как Россию не хвалить?!

Дидро пополнил Эрмитаж.

Купил почти пятьсот картин,

И в этом тоже эпатаж:

Война, а ей необходим

И вкус, и мудрость и престиж.

Делись сокровищем, Париж!

«Картины, статуи скупает

Она в разгар своей войны».

И перестройку затевает

Кремля в Москве. Такие мы.

Мы миллионов не считаем:

Куда хотим, туда бросаем!

12.

Екатерина блефовала.

Конечно, с Турцией война

Её ужасно волновала,

Она была удручена.

Пётр Первый, право, расстарался,

Решая Северный вопрос,

Но только он за Южный взялся,

Как турок ухватил за нос.

Петра из Прутского котла

Одна жена спасти смогла.

Вот Турция опять войною…

В Екатерины времена

Россия сделалась иною,

Идёт по-новому война.

Ах, Турция на нас войною.

Но как на глиняных ногах

Колосс распался сам собою,

Так разбивает в пух и прах

Румянцев турок на Кагуле.

На Ларге, что в падает в Прут,

Османы кровью захлебнулись,

Потери страшные несут.

«Хотя их силы в десять раз

Поболе были, чем у нас».

Орлова[8] мысли осенили,

Как флот турецкий в ночь одну

Спалить. И наши бороздили

Уже Эгейскую войну.

Закрыли в Чесму мы проход.

Спалили весь Турецкий флот.

Екатерининский указ:

«Всех лаврами покрыть тот час!»

Успехи русского оружья

Европу очень огорчат.

«Да, аппетит Российский нужно

Сдержать», — вожди её ворчат.

Ведь возвышение России

Опасно этим и другим.

Сдержать амбиции просили.

Конечно! Тут мы взяли Крым.

Татары в дружбе побожились,

Да и от Порты отложились.

О мире Турки умоляли.

В Кючук — Кайнарджи подписали.

В селении Кючук-Кайнарджи

Был договор подписан важный.

Земли на новом на просторе

Немало приобретено,

И даже в Средиземноморье

У нас распахнуто окно.

13

Война! Ах, Турция войною…

Но эта самая война

Покрыла славою такою!

Россия так вознесена,

Что гордая Екатерина

Лелеет «Греческий проект»:

Под дланью внука Константина

Восстанет Византии век.

Ей эту мысль подал один

Необычайный господин.

Потёмкин был душой идеи.

О смелый дух! О смелый ум!

Горазд на важные затеи,

Не на пустой ненужный шум.

Он — друг любезный, соправитель.

То ученик, а то учитель.

Моложе он на десять лет,

Но для любви преграды нет.

О, как он ей необходим

Необычайный господин!

Его характер составляют

Противоречия одни:

Он в удовольствиях скучает,

То Геркулес, то Сибарит.

Он предприимчивый министр,

Причудливы его стремленья.

Как ум его и жив и быстр!

Трудолюбив и склонен к лени…

Во всём Потёмкин был ей мил:

В нём гениальности порывы

И смесь магическая сил…

Он с нею сможет стать счастливым.

Орловым, Паниным она,

Как ни крути, по гроб должна

За то, что возвели на трон.

Ей всем обязан станет он.

О, чем его обезоружить?

Быть может, на него обрушить

Медалей, титулов, наград

И должностей высоких град?

Открылась новая страница,

Он правая рука - десница.

14

Эссе? Романы? Детективы?

О чём Вы любите читать?

Считаете, что некрасиво

Чужие дневники листать?

Прошу, друзья, не обессудьте,

Её «Записки» раздобудьте!

Как на ладони перед Вами

Восстанет Век её глазами.

Как только мемуары эти

Прочёл родной её сынок,

Издал указ, чтоб в целом свете

Их прочитать никто не мог.

И в рукописном варианте

Ходила книга сотню лет,

Хотя тогда о самиздате

Ещё никто не слышал, нет.

Какие тонкие нюансы.

Как образы ярки, точны.

Там искренности реверансы.

Лукавство там танцует танцы,

И  все детали учтены.

Что ни страница — наставленье,

Философа нравоученье.

И что казалось Вам секрет,

На всё находите ответ.

Ведь, может быть,Екатерина

Воспоминания для сына

Писала, чтобы место знал,

О троне слишком не мечтал.

Что ей одной дано судить,

Мол, Петр отцом мог и не быть.

Нет тайны более ужасной,

Что Павел — сын родной Петра.

И ненависть к отцу, так ясно!

Изгрызла просто до нутра.

Хотела б сына полюбить,

Но как же мужа позабыть?

Всё в сыне было ненавистно:

И то как пил, и то как ел,

Как своенравен и неистов,

И то, как на неё смотрел.

Ах, как же ей признаться было

(Императрице не к лицу),

О том, как ненависть к отцу

Любовь к сыночку погубила.

15.

Тогда журналов было мало —

«И то и сё», «Не то не сё»…

Екатерина успевала:

И свой журнал публиковала[9],

Сатиры едкие писала,

Порой в полемику вступала,

Хватало времени на всё.

"Вселить любовь к себе подобным,

Смягчить страдания рабов,

Быть снисходительным и добрым", —

Призыв статей её таков.

Она советует писакам:

"Умерить краснобайства пыл,

По-русски думать в деле всяком,

Чтоб смысл понятен, ясен был.

И чтобы чтенье стало легче,

Быть ближе к разговорной речи."

Екатерину возмущает

Пристрастье  - русских очернять.

Она публично осуждает

Стремленье «толки прибавлять».

И злобные сии записки

Она позорит и клеймит,

Когда Истории Российской

Те предают превратный вид.

Все обращались к ней свободно,

Надоедали как угодно:

Речами, мыслями, делами,

Идеями и пустяками.

Наверно, ей непросто было

Так грациозно, мягко, мило

На все вопросы отвечать:

Она старалась угождать.

Коварна горная тропа,

И переменчива толпа.

Она Вас ныне превозносит,

А завтра Вашей казни просит.

Екатерина утверждала

Что знает о себе немало:

«Нередко я добра. Обычно

Мягка, — и это мне привычно.

Но коль чего-то возжелаю,

Железной волей добываю».

Она меняет, баловница,

Европы древние границы.

Она задумала, плутовка,

И Польшу поделила ловко.

И Фридрих Прусской и Иосиф

Кусочек ухватить не против.

Да, «три премудрых головы,

Что в чепчике в одном правы[10].»

«Для наведения порядка

В стране, где равновесье шатко[11]».

Конечно, оправданья эти

Фальшивы. Ясно всем на свете.

Французы, как и англичане,

Однако, только поворчали.

И ради Польши милых глаз,

Войны не начали тот час.

Еще. Однажды я читала

Екатерины письмецо.

Не только мудрость в нем сияла,

Но через строки проступало

Её задорное лицо.

С Потёмкиным, о государстве

Важнейший обсудив вопрос:

«Дай поступить хоть раз по-царски,

И отшибу немедля хвост!»…

Иль, например, Барону Гримму

Желает описать фурор,

Кючук-Кайнарджи годовщину,

Турецкой армии позор,

Но выраженья так легки,

Как будто это пустяки:

«Представьте луг в широком поле.

Пусть будет луг сей Чёрным морем.

Из города дороги две,

Пусть будут Дон и Борисфен.

На устье первой, под Азовом,

Поставим павильон столовой,

Театр Кинбурн — на Днепре

И бальный зал в Еникале.

Что море на земле — обман,

Простит народ такой изъян.

Питейные дома, буфеты

Помогут позабыть об этом!

Побольше простоты, радушья,

Иллюминации, огня,

И никому не будет скучно,

Такое мненье у меня».

Ведь бились с турком сотни лет,

А не было таких побед.

Европа в ужасе внимала.

Какой Россия сильной стала!

Что Пётр успел провозгласить,

Она сумела воплотить.

Пётр Первый, а она — вторая…

Идея тонкая какая!

Как будто между ними нет

Других Петров, Елизавет…

Чтоб эту мысль не утерять,

Неплохо памятник создать.

И любопытнейший момент,

Есть предложенье, что вполне

России главный монумент

Исполнить может Фальконе.

С чем образа сравнить порыв?

Пётр Первый — баловень судьбы,

Как будто время укротив,

«Россию поднял на дыбы».

В Стокгольме Карл представлен так:

Он с важной думой на челе

Через балтийский белый мрак

Грозит сопернику в седле.

А Пётр на бешеном коне

Парит на вздыбленной волне.

Прекрасно, мастер Фальконе

С задачей справился вполне.

И надпись славная такая:

Пётр Первый, а она — вторая...

16.

Ещё от Бога дар особый

У ней пожалуй не отнять:

Себе помощников способных

Она умела выбирать.

И полководцы и министры

Её прославили навек.

Дела их, подвиги и мысли

«Златым» и сделали тот век.

«Хотя природу не исправить,

Но если надо, стало быть,

Я дурака могу заставить

России пользу приносить», —

Твердит она в своей манере,

И мы ей, как обычно, верим…

17.

Просторам, что тогда к России

Сумели присоединить,

Был нужен губернатор сильный,

Способный править и вершить.

Потёмкин мудро был назначен

Царицею на эту роль.

Он правил с пользой и удачей —

Пожалуй, радуйся, изволь!

Он девять лет готовил план,

И попросился Крымский хан

Весь Крым под скипетр принять,

Чтоб частию России стать.

О, как он ей необходим,

Необычайный господин.

Плечо на юге он подставил,

Но Катерининых забот

Никак, однако, не убавил,

Как раз совсем наоборот.

Ей в уши дуют то и дело,

Хотя их слушать не хотела:

Что он в Крыму живёт как хан,

Гарем имеет и наложниц,

Красавиц, ветреных безбожниц,

Казну впустую тратит там.

Его отчётные записки

Содержат, мол, одни приписки.

Что у Потёмкина ей-ей:

Ни городов, ни кораблей,

Ни населенья, ни дорог!

Разворовал, что только мог...

Григорий знал про их нападки

И сплетен мерзкие тиски.

Он средь болотной лихорадки

Искал спасенья от тоски.

Возможно, были небреженья,

Капризы, спешка, суета,

Но и полёт воображенья,

Проектов мощь и красота.

Собор в Екатеринославе —

Чтоб он, как Римский был, точь в точь!

И флот такой своей державе,

Чтоб мог турецкий превозмочь...

Потёмкин денег не считал,

Но не на ветер их бросал.

Старался он со снисхожденьем

Сносить все козни шептунов,

Тем глубже было униженье

Для этих жалких шаркунов.

Он к ним суровым не бывал,

Но взгляд правдивый выдавал:

«Глупцы, да спите же спокойно,

Вы даже гнева не достойны».

И обожжённые обидой

Императрице дуют в уши:

«Размах растрат его невидан».

Хотя их не хотела слушать…

18.

Вот в феврале[12] императрица

Свою покинула столицу:

Сто сорок расписных карет

С проверкой едут в Новый свет.

С ней генералы, адъютанты,

А также фрейлины и франты,

И даже государь страны[13],

С кем стать союзником должны.

На эту самую Тавриду

Пора воочию взглянуть.

Конечно князю не в обиду,

Сам приглашал когда-нибудь

Увидеть это прибавленье

Спокойствия и уваженья

Соседних и далёких стран.

Там, где когда-то правил хан,

Теперь российские просторы:

Морские волны, бухты, горы.

И встали будто бы сквозь сон

Там Севастополь и Херсон.

И с верфей новых корабли

На воду только что сошли.

На диво прав он был один,

Необычайный господин!

Царица же в беседке ханской

В стране недавно басурманской

Потёмкину в глаза глядит

И благосклонно говорит:

«Ты угодил своей Богине,

Ты князь Таврический отныне!

К моим ногам ты бросил край,

Похожий на небесный рай!»

19.

Оповещённый о поездке,

Был в бешенстве султан турецкий.

Три ночи он не мог уснуть:

Любой ценою Крым вернуть!

Ах, Турция опять войною…

Не могут турки пережить,

Что под Потёмкина рукою

В Крыму привольно стало жить:

И населенье прирастает,

Так как хозяйство процветает —

Есть молоко, есть кожа, мясо,

И виноград посажен классный,

И гусеницы-шелкопряды

Колдуют дивные наряды.

Был договор нарушен важный,

Подписанный в Кючук-Кайнарджи…

А это значит: нам опять

Придется с турком воевать…

20.

А тут ещё и Густав Шведский

Без объявления напал,

Наверно, думал, фронт Турецкий

У нас все силы отобрал.

Екатерина так старалась

Не трогать братика Гу-Гу[14],

Но королю давно мечталось

Позавтракать на берегу

Не на своём, а у сестрицы.

А перед завтраком в столице

Кронштадт неплохо выжечь весь

И статую Петрову снесть.

Мечтал о славе, о реванше.

Он прогреметь хотел как раньше,

Он так прославиться мечтал,

Ну просто, как Великий Карл.

И именно, как под Полтавой,

Такой же он покрылся славой.

Уменьшилась его забота:

Пол-войска и полти пол-флота

Осталось братику Гу-Гу!

Сиди на том на берегу!

Сиди, родимый, отдыхай,

К сестрице вновь не приставай.

21.

И турок пожалел не раз,

Что вновь войной пошёл на нас.

Что за неведомая сила

Фортуну к нам приворожила?!

Бессмертны имена бесспорно:

Румянцев, Ушаков, Суворов.

И храбрость русского солдата

Разила турка-супостата.

Имеем все, что захотим:

Очаков, Измаил, Хотин.

На Рымнике разбит уже

Визирь кровавый Дженазе.

Хоть силы турок в тридцать раз

Поболе были, чем у нас.

У матушки Екатерины

Все полководцы — исполины.

Как в прошлую войну стеной

Одна победа за одной.

Вот Грейг разбил на море шведов,

Потёмкин одержал победы,

О мире турки речь ведут,

Но срочно нужно в Петербург:

Зуб что-то слишком выдаётся,

Наверно, удалять придётся,

Ведёт себя надменно, грубо,

Не как воспитанные зубы.

Потёмкину же не впервой

Решать такой вопрос зубной,

Когда обычный самый зуб

Себя считает головой.

22.

Потёмкин с превеликой свитой

Из Крыма выехал в столицу.

Как всемогущего владыку

Его ждала императрица.

Ведь в письмах сохранялся тон:

Незаменим и нужен он.

Повсюду бочки с освещеньем

В ночное время, как царю.

И всей страною признан гений.

Что на душе, не говорю.

А, может, будет все как прежде?

Но не дано его надежде

Исполниться. Императрица

Лишиться зуба не стремиться.

Душонкам мелким предрассудки

Частенько заменяют ум.

Им грандиозны планы жутки,

Им мил и дорог сплетен шум.

На этих волнах колыхали

Всех куртизанов имена.

Веками их перечисляли,

Но не запятнана Она.

Фаворитизм — явленье века.

Он цвёл как пышный георгин.

Тогда считалось для успеха

Был фаворит необходим.

Ведь что такое фаворит?

Прими, коль голова болит.

А если зло сорвать вам надо,

Он — прибавление досады.

Приличну мину сохранит

Для всех — способный ученик.

Из молодых учеников

Был Зубов не из простаков:

Он ловок, скрытен и хитёр,

А лицемерный ум остёр.

И этот самый «дуралей»

Теперь Ей всех зубов милей:

«Какое славное дитя!

И как похвально поведенье»…

Придворные другого мненья —

Не то Екатерины зренье.

Все говорили не шутя:

«Увидела она таланты

В пустой напыщенности франта».

23.

Поняв, что песней лебединой

Приезд является его,

Потёмкин бал задумал дивный,

А может, ранее того.

На сказочный роскошный бал

Он все диковины собрал:

Сияли тысячи зеркал,

Хрусталь сиянье отражал.

Там мириады огоньков,

Как сонм волшебных светлячков,

В стеклянных фруктах и цветах

Дрожали в листьях и ветвях.

Прекраснейшая колоннада

Там отделяла зал от сада.

В саду десятки статуй, ваз

Красою радовали глаз,

А цитрусовый аромат

Переполнял тот зимний сад.

К семи явилась Катерина

На праздник в замок исполина,

И все три тысячи гостей

Враз расступились перед ней.

Потёмкин руку ей подал

И, наконец, открылся бал.

А что же зуба не видать?

Зубов не стали приглашать.

Потёмкин глаз с неё не сводит.

Её в ротонду он отводит.

На пьедестале там другая

Екатерина. Но какая!

Чистейший мрамор, изваянье —

Её заслугам воздаянье.

Он на колени опустился,

Главою перед ней склонился

«Я благодарен», — прошептал —

«За всё, что в жизни повидал.

Всё, что имел я и имею,

Всё! Только милостью Твоею».

Душой Потёмкин понимал,

Что это их последний бал.

И слёзы на её глазах

Невольно выступили. Ах!

Всё было: танцы, угощенье

И поздней ночью возвращенье.

Бал восхитил Екатерину.

Она наутро пишет Гримму,

Как Петербург проводит время,

Хотя война — такое бремя!..

24.

Екатерина намекает,

Что мира хочет поскорей

И через месяц объявляет:

В Крыму Потёмкин нужен ей.

А наглый зуб укоренился

И не сдавался.

На фронт Потёмкин устремился,

А зуб остался.

Итак, дорога вдаль бежала,

На сердце же печаль лежала.

Совпали цели их навечно —

Желанье славы для страны,

Но разве не бесчеловечно,

Что нет ни дома, ни жены?

Неужто силы оставляют?

Канон он к Богу сочиняет,

Потёмкин чувствует: итог

Пора подвесть. Уж близок срок.

Уже случилось по дороге

Ему стать тяжелобольным.

Его племянница в тревоге

Из Киева спешит за ним.

Он в лихорадке и в горячке

Повсюду скачет на коне.

Екатерина чуть не плачет,

Бранит Потёмкина в письме:

«Ну как же мне тебя унять?

За уши что ли отодрать?!»

Смерть, совершая вечный ход,

В степи Потёмкина найдет.

А может дело было в том,

Что лихорадка не при чём…

Он весь талант свой до крупицы

Отдал своей императрице.

25.

Удар сей страшный Катерину

До глубины души потряс.

Казалось, что с его кончиной

Сама скончается сейчас

«О, как он храбр душой бывал.

Меня ни разу не продал!

Был смел он сердцем и умом

Сих качеств нет ни в ком ином…

Такого где мне раздобыть?

Его не можно заменить»…

Она рыдала две недели

И не вставала из постели,

Всё причитала: «Боже мой,

Опять всё делать мне одной».

Видать, старушка понимала,

На Зубова надежды мало.

Пять лет, своей подобна тени,

Она процарствует страной,

И в сумерках ее правленья

Тускнеет нимб её златой.

Её идеи изменились.

Во Франции договорились!

Ей не до шуток. Вспыхнул страх.

Казнён во Франции монарх.

Её Величество печальна,

Её Величество больна:

«Конечно было б идеально,

Чтоб эта сгинула страна.

Искоренить Французов всех

И имя этого народа.

Они лишь развращают тех,

Кто легкомыслен от природы».

Сперва она не понимала,

Чем революция страшна,

Зато теперь ей ясно стало:

Болезнь России не нужна!

И сочинения Вольтера

Уже изъяты из продаж.

Заразны мысли, как холера.

В огонь швырнули весь тираж.

Идеи равенства и братства

Народу голову кружат.

Как Катерине воздержаться?

Священные права трубят!

На фоне этих всех событий

В России каждый шорох — гром,

И каждый дерзкий сочинитель

Уже колеблет царский трон.

Радищева и Новикова

Велит немедленно сослать,

Чтобы они горячим словом

Властей не смели принижать.

А то решили, что крестьяне

Такие ж люди, как дворяне!..

Да, время шло неумолимо,

Состарилась Екатерина.

Найти так сложно объясненье,

Но почему-то это так:

Мы с возрастом меняем мненье

О важных мыслях и делах.

Когда наедине с портретом

Вы смотрите в её глаза,

Как жаль, что ничего об этом

Увы, спросить уже нельзя.

Есть напускное в письмах к Гримму:

«Я весела, легка как птица"…

Бравирует Екатерина?

Иль убедить себя стремится:

Её здоровье хоть куда,

А хвори — это ерунда.

Знать не желала докторов,

И довод был ее таков —

Мол, за год только пять рублей

Цена лекарств, что нужно ей.[15]

26.

Бог так решил. Никто из нас

Не знает свой последний час…

Запомнилось, что Катерина

За день перед своей кончиной

Играла в карты и, поверьте,

Шутила весело о смерти.

С компанией простившись мило,

И тяжело ступая очень,

(Ходить давно ей трудно было,

Ступни болели, нету мочи…)

Открыла дверь опочивальни

Последний раз. Из этой спальни

Она уже не выйдет браво.

Конец. Вот так проходит слава.

В вопросах славы для Отчизны

Она Великий Муж была.

В подробностях монаршей жизни

Капризной Женщиной слыла.

Она льстецам не потакала

И им с насмешкой отвечала.

Её «монархом образцовым»

Гримм называет: «Боже мой! —

Она в ответ ему сурово, —

Какой же образец дурной!»

Что с Павлом? Как сложилась внуков

Судьба? Как жизни их прошли?

Все эти факты сухо, скупо

Давно в учебники вошли.

Но просмотрите «Завещанье»

Екатерины на прощанье.

Сей интересен документ,

Особенно один момент:

«Для блага же страны России

От власти немцев отстранить.

И как бы сильно не просили,

Знакомства с ними не водить».

За что? За что ее Великой

Зовет поныне русский люд?

Дела Минервы Многоликой

На это право ей дают.

На диво всем она умела

Возвысить русский наш народ,

И государственное дело

При ней имело полный ход.